Баку, 7 июня, Татьяна Иванаева, АЗЕРТАДЖ

Утверждается, что счастлив тот, кто занимается любимым делом. И вдвойне счастлив тот, кто посвятил себя этому не по необходимости, а потому, что сам так решил. Заслуженный артист Азербайджана Фирдоуси Атакишиев называет себя счастливым человеком и уже больше тридцати лет, выходя на сцену, дарит это чувство своему зрителю. С неизменной честностью и любовью к своей профессии, видя в ней некую сакральность.

Как писал Иосиф Бродский: «Всякое творчество есть по сути своей молитва. Всякое творчество направлено в ухо Всевышнего». О чем «молится» Фирдоуси Атакишиев, в преддверии своего дня рождения актер рассказал в беседе с корреспондентом АЗЕРТАДЖ.

- Что такое быть актером в XXI веке?

- Нам повезло – нашему поколению: мы люди двух столетий, и нам есть с чем сравнивать. Я не скажу, что в ХХ веке было скучно. Скорее, тогда была некая стабильность. Сегодня же каждую минуту надо быть начеку. Время диктует, зритель диктует, окружение… И я думаю, что от артистов в настоящем требуется больше бдительности, чуткости и еще больше работы над собой. Это я говорю о настоящих артистах. Не тех, кто довольствуется полученным в годы учебы и тогда же услышанным в свой адрес, что является хорошим артистом. После чего тот «несет» это осознание себя, не обращая внимание ни на свою физическую форму, ни на постепенно притупляющуюся мозговую деятельность. При этом с непоколебимой уверенностью в себе как в подтвержденном дипломом артисте, в собственном величии. Это тупик! Надо все время чувствовать пульс момента и идти в ногу со временем. Быть наравне с его вызовами. Сложно, но интересно.

Я вырос со своими ролями. Каждая новая роль была сложнее, чем предыдущая. С каждой из них связана определенная работа над самим собой. Так что если проследить мою театральную биографию, то можно увидеть этот рост в профессии. И мне нравится, что он продолжается. Я благодарен судьбе за это.

- Но есть роли, которые вы играете достаточно длительный период. Например, спектакль «Судьба артиста», в какой-то степени титульный для вас…

- В Русском драматическом театре я играю его с 2016 года, а сам материал вошел в мою актерскую жизнь с 2013-го, когда я вышел в этом спектакле на сцену Аздрамы. Араблинский говорил, что будет жить вечно. Вот я и стараюсь, выходя на сцену родного театра русской драмы, хранить память и его, и своей любимой Ираны Тагизаде, режиссера-постановщика «Судьбы артиста». Потому, пользуясь случаем, благодарю «без красных слов» директора театра Адалята Гаджиева, который сказал, что этот спектакль будет идти столько, сколько надо.

- Но ваш герой за это время не мог не поменяться…

- Поменялся в этом году, после потери Ираны, которую ощутил и весь театр, и публика. Год я не играл этот спектакль. И после возобновления, выйдя первый раз на сцену, пережил что-то невыразимое. В моменте смерти героини со мной творилось непонятное. За кулисами все плакали, на сцене мои коллеги не могли сдержать слез. Я рыдал, всеми силами пытаясь сдерживаться. Вот так появился другой главный герой – тоже Араблинский, но уже с другими чувствами, которого можно было бы охарактеризовать как «видал-перевидал».

- У вас был еще один персонаж, о котором невозможно не упомянуть. Хотя он уже «ушел в историю»…

- …Митя Карамазов. Я очень любил Митьку. Ирана очень любила его, Достоевский… Это самый любимый персонаж всех, кто воплощает это произведение. Дело в том, что сам автор с большим сочувствием относился к этому образу. Хотя сам я хотел играть Смердякова. И впервые в жизни попросил Ирану, которая ставила этот спектакль, чтобы она мне дала именно этого персонажа. Мне было интересно войти внутрь этих гнилых и ущербных людей. Но она свой отказ обосновала тем, что была бы не против, но Мити у нее нет и им буду я. Хотя самая моя любимая роль – Стэнли Ковальски из «Трамвая “Желание”» Теннесси Уильямса. Хулиган, брутальный, наглый, свободный, независимый, развязанный… Обожал эту роль и до сих пор храню о том периоде самые яркие воспоминания от великолепного дуэта с Ритой Амирбековой, которая играла Бланш.

- Скучаете?

- Я по прошлому не скучаю. У меня нет такого. Я благодарен за сегодняшний день, из которого в свою очередь зарождается завтрашний. Просто говорю спасибо Богу и Иране, что у меня была такая возможность сыграть много ярких и по-разному глубоких персонажей, в том числе и Стэнли Ковальски.

- Он помог отойти от положительных героев?

- Для меня нет положительных или отрицательных героев. Белое на белом смотрится не очень хорошо. Ирана во мне видела этот внутренний потенциал, отмечая мою «хорошесть», но при этом старалась давать возможность выглядеть другим, работать через нутро острых ролей и антигероев. Я сам люблю создавать такие образы. Например, в кино и сериалах сыграл трех таких персонажей против одного хорошего. Хотя именно в единственном «хорошем персонаже» находил недостатки в его положительности, чтобы был конфликт роли.

- Сегодня вы «осваиваете» Пугачева в «Капитанской дочке»…

- И делаю это с удовольствием. С огромной благодарностью режиссеру Игорю Коняеву, который сразу предложил мне этого персонажа. Ко всему прочему, таким образом отдаю дань гению Александра Сергеевича Пушкина, чей 225-летний юбилей отмечается сегодня (6 июня – ред.). Работать с материалом из-под его пера – наслаждение для актера. И именно с точки зрения автора произведения я показываю своего Пугачева. Да, неоднозначного, но живущего, любящего, ненавидевшего от души. Наполненного огромной гаммой проявлений человеческого характера. И это такая чудесная возможность получить роль, подразумевающую аккумуляцию внутреннего актерского мастерства с резкими перепадами.

- Отказываетесь от легких путей?

- Мне интереснее показать контраст. Отойти от «видите люди, как я хорошо играю тех или иных персонажей». Я играю ситуацию. Человека, который оправдывает свое поведение в данном происходящем моменте. Ведь судьба испытывает нас ситуациями. Мы все хорошие «на людях». Настоящими, такими, какие мы есть на самом деле, бываем, лишь когда спим. В основном мы играем везде, в зависимости от обстоятельств, в которых оказываемся. Приспосабливаться к ситуации – это уже играть. На мой взгляд, на улице мы одни, в помещении – другие. На сцене я вообще отличный от себя вне театра. Не скрою, мне нравится, что порой у кого-то я ассоциируюсь с фразой «Мне осталась одна забава». Вполне возможно, что внутри я очень большой хулиган. Просто в свое время дали хорошее воспитание, внушили правильную идеологию. И эти человеческие качества я храню, несу и передаю тем, кому это надо.

- Так кто же выходит на сцену: Фирдоуси Атакишиев или…

- …Тот герой, которого я играю. Умение отделять себя от своего героя – единственно верная форма существования в пространстве театра с его четкой границей между сценой и кулисами. Молодые актеры удивляются тому, что, рассказав за кулисами, предположим, анекдот, минуту спустя, выйдя на сцену, я заставляю зрителей плакать.

- Вы заговорили о молодых. Сегодня вы с ними выходите с позиции восприятия вас как мэтра…

- Ни в коем случае! Я всегда ученик. Здесь позволю себе сказать об актрисе, которая для меня всегда была идеалом, и я очень счастлив, что с этим человеком меня связывает не только одна сцена и некоторые совместные работы, но и огромная дружба. Это народная артистка Азербайджана Людмила Духовная – актриса с большой буквы, в которую я влюбился в девятилетнем возрасте.

Тогда мы жили в Гяндже, и мама отвела меня в театр на спектакль столичной труппы. На сцену вышла красивая длинноволосая девушка в чем-то белом, и какой-то «плохой дядя», его играл Александр Шаровский, дал ей пощечину. На протяжении всего спектакля она вытирала кровь с разбитых губ. Помню, как я замучил маму, переживая за нее и запомнив саму актрису, ее блестящую игру. Это был спектакль «Загнанная лошадь». Позже, переехав в Баку, будучи студентом, всегда ходил в Русский драматический театр и пересмотрел все спектакли с ее участием. Она была богиней на сцене. И когда сам стал служить этому театру, этот человек стал для меня родным. Первая, кто поверил в меня и мою искренность – это была она. Режиссер долго находился в сомнениях, кому дать роль сына Филумены Мартурано, потому что, честно говоря, на нее пробовались многие. И именно мнение Людмилы Семеновны сыграло решающую роль с четко обоснованным желанием нашего сценического партнерства. «Он сыграет то, что мне нужно!», - говоря о сцене монолога, заключила она. И вот с того момента по сей день…

Ирана всегда отмечала, что Мила – тот человек, с кем можно бесконечно просто говорить только о творчестве. Мила Духовная мне очень помогла, и меня можно смело отнести к ее профессиональному детищу. Я учился у нее, как работать над ролью, как в поисках анализировать образ. С ее подачи я научился переписывать порой свою роль, чтобы понять и проводить через себя характер своего героя. Вот Людмила Семеновна – мэтр! Она примадонна. Но на сцене она ученица. Во время репетиции она считает себя таковой. И соответственно я, будучи учеником этой ученицы, тоже ученик.